Мир увлечений Лёньки был широчайшим.  Времени было в обрез. А тут еще "битломания" из Ливерпуля переместилась в донельзя провинциальную Окуловку. Не лыком шиты! И Лёнька сварганил себе ту самую "рогатую" электрогитару из старого дубового стола.  За звукоснимателем пришлось  съездить  в Ленинград.  Усилителем был примитивный радиоприемник "Серенада". Ужасно. Но все-таки ласкало слух.

     Тексты песен просто зазубривали, не отдавая себе отчета. Вот,  к примеру, знаменитая "Семнадцатилетняя":

     - Вэлл ши вол джайст севентин,  ю ноу вот ай мин,  эн зе вайт ши лукт, вос вайн би хайн комбас...!

     О чем речь?

     Грохот самодельщины  и  вопли  англоманов,  как  ни  странно, действовали положительно на одноклассников.  Ансамбль под названием " Стэрри кьюс" (офонареть!) пользовался успехом на школьных  вечерах, когда  в числе ответственных за мероприятие не было директора школы.

     - Оу, оу-е ..., - страдал Лёнька.

     - Ах, ге-орл! - исходил в постельной муке Вовка Беленький.

     Директор регулярно  разгонял напортвейнившиеся языческие сборища.

     Старшеклассники бурно  протестовали и ритуальные "шейки" продолжались на улице, но без электросопровождения.

     "Немка" и  "биологичка",  нечаявшие души в Лёньке,  усиленно перетягивали “канат”,  обещая "золотые горы" в пединституте, но каждая на своем факультете.

     Честно признаться, Лёнька после мореходки стал больше обожать биологию.  Зачитывался Брэмом,  Опариным и Дарвиным. По-своему пытался трактовать теорию происхождения жизни на земле,  иногда соглашаясь с "маэстро” Опариным.  По вечерам носился до  отупения  за майскими жуками и прочей летающей тварью,  сидел  в холодном болоте за городом,  высвечивая фонариком редких бабочек,  не теряя надежды схватить за хвост свою "синюю" птицу.  Комарье,  жуки,  лягушки и головастики - все это в баночках и коробочках затаскивалось в школу, повергая в ужас нервных обывателей.

     "Биологичка" "выбражала" перед "немкой".  "Немка" "запрягала" Лёньку в школьные сценки с диалогами на  немецком  языке,  изредка поручая вести даже уроки за себя.

     -Nun so, beginnen  ..., - начинал урок учитель Осевой.

     К окончанию  школы  Лёнька более или менее окреп,  вытянулся, хотя, как и прежде, стоял  предпоследним,  только  перед  "шплинтом" "Дибриниккой", на физкультуре.

     Карманных денег ему никто никогда не давал,  а идея быть сказочно богатым  и до расточительности щедрым с друзьями не покидала Лёнькиной светлой головы.

     Микроклондайков было  предостаточно  - не ленись.  Драли лыко для заготконторы, кололи дрова в местной типографии, даже подряжались с ребятами "калымить" на вагонах с удобрениями и углем.  Зимняя трелевка дров на  нешуточном  морозе  завершилась  достижением полного отвращения к воспетой Эдуардом Хилем работе лесоруба.  Он, видимо-то, сам явно никогда не баловался топориком.  Зарабатывали немного.  Львиную  долю  пропивали взрослые "лидеры" сомнительного предприятия.  Но один или два червонца в кармане в то время  казались Лёньке состоянием, с которым под силу покорить что-то среднее между забегаловкой  "Мутный  глаз"  на  вокзале в Кубинке  и  игорным  домом где-нибудь на Диком Западе!

     Летом выручала  все  та  же рыбалка,  благо озер и речушек на Новгородчине сплошь и рядом. На вырубах собиралась почти по-шанелевски пахнущая земляника.  Несколько стаканов  ароматнейших  ягод Лёнька сбывал в своем городке на базаре.

     Не ахти какие деньги вручались маме Тосе, не баловавшей большеротую семью разносолами. Коротенько всплакнув, она гладила Лёньку своей усталой рукой:

     - Ну, спасибо, кормилец!

*     *     *

     Любовь вспыхнула  как-то  сразу.  Одноклассницы были виноваты сами, единогласно признав Лёньку самым симпатичным  мальчиком.  Не понимая особого  смысла  этой  фразы,  Лёнька переводил на танцы в парк почти всех красавиц из параллельных классов. За это его особо не лупили,  но "отмахиваться" приходилось  и не раз. Красавицы на него не обижались. Кто бы подсказал, как поступать в этих случаях?

     Но целоваться было все же интересно.

     Время в  десятом классе пронеслось громыхающей зеленой электричкой по Октябрьской железной дороге,  к  электрификации  которой Лёнька  тоже приложил руку.  Рядом с домом стояла насквозь промасленная палатка с мотками медной проволоки самых разных  диаметров, из которых на нехитрых станках гнули заготовки для будущей подвески контактной сети. Наловчившийся за каких-то полчаса крутить петли,  Лёнька с удовольствием подменял черномазых "дядь",  присевших  "глотнуть с устатку" какую-то красноватую жидкость.

     Дора, достигшая зенита славы за постановку зрелищного,  по её мнению, спектакля  "Партизаны  на привале",  отошла от сценических дел, бросив все силы на подготовку своих  "артистов"  к  выпускным экзаменам. Натаскивала умело, прессингуя по всей доске.

     Готовились к экзаменам вместе с "лейтенантом итальянской  армии". Обычно в хорошую погоду они занимались на берегу озера,  или в саду около дома под развесистой яблоней.

     -Уч-чи-етись? -  иногда их спрашивал Санькин отчим,  проходя в который раз мимо них за огурчиком в состоянии легкой трезвости.

     - Угу!  - отвечали знатоки истории и обществоведения, треская пирожки от заботливой мамы Тоси.

     - Надо это, как его..., - дал как-то раз совет отчим. - Закусывать, э..., тьфу ты, шоколад есть. Для мозгов дюже пользительно,  память становится лучше. На-ка червонец, леший тя задери! От сердца, може, отрываю ради вашего ума. Пос-следний!

     Отчим сунул "генералу" десять рублей и засеменил на покой.

     Собрав всю имеющуюся наличность и решив так вкусно и разом поумнеть, приятели бросились в магазин.

     Кусковой развесной шоколад,  по тем  временам  не  являвшийся редкостью вообще,  был  скуплен в продуктовом магазине в приличном количестве. Расположившись поудобнее,  друзья начали  основательно заедать каждую прочитанную главу учебника истории. Часам к двенадцати, по наблюдениям Лёньки, никакого ума не прибавилось, а только слегка начало подташнивать. А еще через час и вовсе стало плохо. Несостоявшихся вундеркиндов выворачивало  наизнанку.  Пацаны  в  прямом смысле наелись исторической науки.

     Через день бледные и трясущиеся едоки  предстали  пред  очами экзаменационной комиссии, расценившей  по-своему их бледное, трепетно-аристократическое состояние. "Хорошо".

     Не хуже  было  и со сдачей любимого немецкого языка.  Как же, знаем! Наплевательский лозунг "Сами с усами"  увлек  парочку  юных ловеласов с  незаконченным  средним  образованием в парк на летнюю танцплощадку.

     Она стояла рядом с эстрадой. Подружек не было видно.

     - Приезжая.  Тем  лучше! - решил Ленька и,  по-белогвардейски щелкнув каблуками, склонил голову в полупоклоне.

     - Я, видите ли, не танцую, извините, - молвила девушка, слегка краснея.  - Так просто,  на местную молодежь зашла  посмотреть. Как танцуют, знаете ли.

     - А чего тут смотреть.  Танцы как танцы!  - Лёнька был навязчив. - Слышите? Да это же "Маленький цветок"! Соло на кларнете Лев Орлов, собственной персоной!

     - Ой,  да ладно, - вздохнула "красна девица" и взяла под руку настойчивого кавалера.

     - Вы прекрасно танцуете, мадам! - расшаркался счастливец.

     - Мадемуазель,  - поправила партнерша.  - Судя по манерам, вы тут бываете часто.

     Расхрабрившийся в конец Лёнька вызвался проводить.  Взять под ручку так и не удалось до самого дома,  который к тому же оказался обыкновенной гостиницей.

     - Да, да, молодой человек. Я, видите ли, в командировке. А вы где работаете?

     Лёнька этот вопрос отнес на счет старенького отцовского  пиджака, значительно расширявшего плечи.

     - А мы, видите ли, учимся.

     - Понимаю, прекрасно понимаю, Алексей.

     Лариса, крепко пожав руку,  скрылась за  громыхавшей  входной дверью. Дверь на одной петле грохала   постоянно.  Спать там  было невозможно. Народ гулял всю ночь.

     - Девойко мала...! - Лёнька запел надоевшую всем за вечер песенку и пошел прыгать через рельсы на "ту сторону". Домой, значит.

    - Зеен, за, гезеен! Эр, зи, эс!

    Завтра немецкий. Гут. Знаем, не пропадем.

     Нежное солнечное утро. Одна из последних серий в 1642 шага до школы.

     - Лёнь,  как будет: "Я не знаю, как это будет по-немецки", но по-немецки? - растерянно бормотала Люсьпетрова.

     - Их вайс нихт...,  да ну тебя! Перед смертью дыхнуть захотелось?

     Лёнька стукнул  в дверь с надписью "Deutsch".  - Дарф ман, это... херайн? Майне наме..., их бин...

     - Алексей. Мы знаем. Берите билет, битте шен.

     Ступор. Столбняк. Иначе и назовешь. За экзаменационным столом орудовала "красна девица" Лариса.

     - Картина Репина "Приплыли"! - Ленька потянулся за билетом.

      "Пошпрехали" на  славу и без подготовки.  Своя родная "немка" ликовала,  мол, знай наших, и в провинции не лыком шиты! Пять баллов Лёнька заслужил.  А,  может, все-таки он действительно неплохо танцевал?

*     *     *

     Выпускной вечер был со спиртным.  Родителям позволено было, разумеется, всё.  Свой портвейн для "перед танцами" ребята спрятали в надежном месте.  Веселились,  как водится,  до утра.  До роковой фразы, произнесенной оболдуем от "итальянской армии".

      - Слышь, Лёнь! Накось, зыркни.

     - Чёй-то ты мне суешь, сам и читай! Я школу закончил. - Лёнька поправил громадный галстук-удавку.

     - Да нет, тут написано, что в одном месте училище есть пограничное. Знаешь,  какая подготовка? "Над Тиссой" видел? Агенты там, лазутчики всякие. А ты их - "бац"! Понял?

     Лёнька явно не схватывал.  Ему хотелось пить. Стакан дешевого “портвишка", делая свое гнусное дело,  постепенно растворялся в организме, вызывая жажду.

     - Иди-ка ты, знаешь, куда,  пограничник итальянский. - Лёнька озлился.

     - Сам иди.  А я уже решил.  Поеду в Алма-Ату.  - "Дибриникки" похлопал себя по пузцу. - Знаешь, там какие яблочки-то. Во!

     Лёньке тоже захотелось яблочка размером с "Во!".

     В понедельник они уже сидели в военкомате.

     - И-то дело!  Романтика, граница, одобряю! - подполковник Лымарь устроился поудобнее и отблагодарил часовой лекцией двух "нормальных" парней, решивших стать офицерами и выполнивших разом всю его районную разнарядку по погранучилищам.

     Какая романтика?  Путешествие  по джунглям или пампасам - вот это романтика! Да и не в романтике дело. Мать получала чуть больше полусотни “рэ”.  От пуза наедались редко,  за исключением злополучного шоколада. А на "битловский" костюмчик для выпускного вечера мама Тося где-то  перезаняла.

     Пять  лет  в  институте  без родительских фининьекций не выдюжить. И вся логика.

     Прощай,  хордовые и позвоночные! А в "военке" и сапоги, и котелок, и койка.  И все бесплатно!  Учись только.  Лёнька думал правильно.

     Мама Тося поддержала. Как водится, всплакнули в семейном кругу.

     Через месяц с небольшим после всяких там проверок, унизительных для  юношей  медкомиссий  и  собеседований  "там, где надо",  поезд "Москва - Алма-Ата" потащил через желтые пески  Казахстана  дюжину будущих стражников  с Новгородчины.  Облезлые верблюды и одичавшие ослы радовали глаз своей экзотичностью.

     "Отец яблок"  удивил среднеполосцев почти не восточной красотой. Все нормально. Людей в халатах и с ятаганами на шустрых лошадёнках они не обнаружили. Навстречу шли и улыбались загорелые земляки-русские, украинцы, белорусы. Город  как  город.  Вот  только уж очень жарко.  А яблок действительно было много.

*     *     *

     Все.

     Ворота училища захлопнулись за абитуриентами.

     Отсев начался  с  первых  секунд  и  продолжался до приказа о  присвоении звания "лейтенант".  Будущий  лейтенант-пограничник,  а пока "лейтенант итальянской армии генерал Дибриникки", струсил. Второго экзамена по математике, включая школьный, Санька не вынес бы. Поэтому документы он подал на политический факультет.  Кстати,  он  был еще  и дальтоником.  Содержание таблиц для про-верки зрения:  круг, треугольник там, или что-то другое, он помнил по порядковому номеру листа.  Ленька лично тренировал несчастного, для которого красного цвета в жизни не существовало.

     Не смотря  ни на что,  они поступили.  Отчисленных было много. Тогда ещё профессия офицера-защитника  границ  Родины  почиталась.