А застава была не так уж и плоха. Человек привыкает ко всему, будь налажен какой ни какой быт, и если он почувствует к себе внимание.

     По случаю  приезда стажеров ужинали все вместе на свежем воздухе. Хрустящая корочка свежевыпеченного хлеба растапливала  своим душистым теплом сливочное масло.  Эта прелесть напоминала по вкусу самые умопомрачительные деликатесы детства.

     Белый хлеб  выпекался  обычно  по утрам.  Измученные трудными пограничными верстами наряды не ложились спать, а дожидались у кухни своего ароматного  ломтя,  ласково  и  незлобливо  поругивая самого повара-хлебопека. На заставе - это фигура!

     Но есть и еще в войсках наиважнейшая фигура.  Хлеборез!  Как ни крутись, а у буханки только две горбушки.  И кто её получает,  тот наверняка состоит с ним в крайне тесных дружеских отношениях. Земляк!

     Это был шестьдесят восьмой год. Активно переходили на двухгодичный срок службы.  Хорошо?  Ну,  не знаю. Лёньке постоянно казалось,  что ефрейтор-трехгодичник годился ему в отцы. А он, несмышленыш,  мог часами слушать пограничные приключения отъявленного служаки. Служили хорошо. Не озоровали и друг друга не обижали. Заливали на  сувениры  эпоксидной смолой мохнатых фаланг и нервных скорпионов,  драли на ремни пресмыкающихся.  Клеили дембельские альбомы и деловито тузили  рехнувшихся от зубрежки цитат маоистов на оспариваемых участках.

     Помогал капитану  Завьялову свежевыпущенный младший лейтенант Горбушенко.  Совершенно "деревянный" человек, умственное развитие которого было на смехотворно низком уровне. Нет, тут не эмбрионом, тут зиготой попахивало! Спасало его то, что он не был активным и других не мучил своими  звездами.  Тихо  сопел над наставлениями и вместе со всеми  подметал двор заставы. На вышке только не стоял.

     Сам-то он мучался здорово, Лёнька это видел.

     Затянули человека  портупеей  на  офицерские курсы и бросили. Помучает себя, помурыжит подчиненных до одного громкого скандала и уволится. В лучшем случае, переведут в другую часть.  А дальше что? Да то же самое.

     Затыкать "дыры" кем ни попадя - это как раз не находка кадровой политики,  не достижение, а скорее печальный сбой с ломкой человеческих судеб.

     - Курсант Осевой!  С двух часов.  - сухо сказал капитан Завьялов на боевом расчете, назначая курсантов на службу.

     Старшим наряда шел огромный детина, двухметровый хохол, ефрейтор Пукало.

     ЧГ (часовой границы) на стыке с  Жаланашкольской  заставой  - наряд  не самый интересный.  Дребезжащая машина скрылась из виду, и два человека остались сидеть на голых камнях в  непроглядной  тьме  друг против  друга  в нескольких метрах от границы.  Страшно?  Страшно.

     Стыдиться этого чувства... . Ну, что было, то было.

      Китайцы уже  начинали вовсю хулиганить.  Толпами нарушалась граница,  разрушались погранзнаки, системы. А тут два балбеса с автоматами  на  ровном месте.  Ну да еще электросигнализационный прибор "Кристалл-2". И всё! Приборы ночного видения доверяли только офицерам. Разрешалось носить только каски. Но как говорится, поможет ли каска голове, если на ней взорвется граната.

     Капитан Завьялов  подменял начальника заставы, старшего лейтенанта Ильина,  ушедшего в отпуск.  Тяжела доля офицеров-службистов отрядного звена:  вечные подмены кого-либо, вечные учебные пункты, постоянные командировки и прочая,  и прочая. Бесконечно, лет двадцать пять.  Попробуйте  без семьи,  на казенной койке и солдатском пайке с обилием комбижира. Вокруг пески да камни, и  за "бортом"  градусов сорок пять(!) с суховейчиком.  "Сайкан"  и "Евгей",  так вроде назывались эти мощные Джунгарские фены.

     - Ну что,  Осевой?  - капитан,  сидя на крыльце, играл носком сапога с подлой фалангой. - Как первая служба?

     - Нормально, товарищ капитан! - Лёнька замер перед Завьяловым в ожидании продолжения разговора.

     - Дурак ты!  - капитан сплюнул, раздавил каблуком мерзкое существо и не спеша направился к жилому дому.  - Тебе выбирать,  курсант, еще не поздно. Смотри сам.

     Лёнька правильно понял эти слова.  Он не думал,  что это были слова неудачника. Не все должны заканчивать службу полковниками да генералами.

     Наверное, с местом службы ему не повезло.  Ялта  была  у  нас только одна. А граница - шестьдесят две тысячи километров, поди.

     А мало ли "прелестей" пограничной жизни на задворках...

     И что же все-таки держит в таких местах, куда простого смертного и рублем не заманишь, Ивановых, Петровых, Завьяловых?

     Не буду фантазировать. Это совесть. Нормальная офицерская совесть.

     Лёнька времени даром не терял. Он думал, обмозговывал прошлые события, делал робкие попытки прогнозировать свое будущее.

     А в это время китайцы перепахивали границу,  злостно браконьерствовали, строили дзоты,  доты и другие  железобетонные  укрепления против наших жиденьких вышек.

     Ребята на заставах острова Даманский и озера Жаланашколь  еще ничего не  подозревали.  Страшные  события начнутся позже,  спустя несколько месяцев после отъезда Лёньки со стажировки.

     Русских парней,  погибших на этом участке китайской  границы, Лёнька  знал лично:  Дулепов и Рязанов.  Его товарищ Мишка Рычагов был награжден орденом "Красной звезды".

*     *     *

         - За первую стажировку от лица службы - благодарность!

         - Служу Советскому Союзу!

     V.

     Осень - училищная страда.  Все завидуют больным, хромым и отвертевшимся по другой причине от строевой подготовки.

     Подготовка к  параду  -  это  образ жизни.  Ведь многочасовые "прощания славянки" всё еще могут кому-то нравиться как ария Сольвейг, партия Мефистофеля или как рулады Ленского для "сыров" Большого театра. Полет души, праздник!

     У шагающих другое отношение к празднику. Не назову отвращением, скорее дикое нежелание ради одного показушного прохода шлепать по асфальту дней эдак шестьдесят. Знаю, красиво, но только со стороны. Есть предложение нанимать для этого за плату всех желающих по числу “коробок” - и любуйтесь! Но ради пяти минут два месяца? Разве это можно назвать тренировкой?

     Это так, курсантские мысли.

     А у других?  Оказывается, от твердой поступи и равнения шеренг зависит коэффициент надменности  взгляда  представителя  того или иного рода войск,  стоящего на трибуне. От прохождения зависит многое! И звания,  и должности,  и инфаркт,  и увольнение,  и некоторая возможность утонченного  укола  соседа  за  неудачное  прохождение его  “коробки”.

     Пограничники всегда проходили отменно.

*     *     *

     Лёньке нравилась  казахстанская осень. Только курсантам-пограничникам, и никому больше,  доверяли уборку яблок в саду Совета Министров. Сколько яблок может съесть за один присест нормальный человек - одному Богу  известно.  Ленька был уверен,  что курсант   может съесть значительно больше.

     В течение часа курсанты ели. Старший уборочной команды пытался даже угрожать, просил, умолял приступить к работе.

     Норму они все-таки выполнили, ящики с яблоками сдали на склад, предварительно затарив свои вещмешки.

     Двадцать пять мешков.  По "Малинину и Буринину" такого  количества могло бы хватить до Нового года.

     Курсант сделал свое дело за неделю. Трепещите, плодожорки! Не вздумайте тягаться с этой категорией людей!

     Честно признаться, но тяжко было только на первом курсе.

     После стажировки  всё как-то уравнялись.  Учеба и бега уже не были в тягость.  А всё потому,  что в основе  дружбы  в  Лёнькином взводе была взаимовыручка. И это не высокие слова.

     Помогали всем и всегда, чем могли. Хотя бы и "шпорами". Колбасу по  ночам  под  подушкой никто не хряпал.  Завели свою взводную "черную" кассу, собирали небольшие деньги каждому ко Дню рождения.

     К другим событиям по кругу ходила фуражка.

     На эти деньги как-то Лёнька  справил  себе  дивные  румынские "корочки" и  щеголял  в  них  лет  пять  до полной их неузнаваемости. Вдрызг разбитые туфли, как память, еще год хранились в  тесной  кладовке.

     Первая группа одна  или в составе дивизиона,  часто выезжала на машинах,  а ещё лучше верхом на бронетранспортерах  в полевой учебный центр,  где  отрабатывались все практические занятия,  проводились стрельбы и пограничные учения.

     О вечной весне мог петь только далекий от Казахстана Яак Йоала. Лёньке казалось, что здесь вечное лето в своем худшем варианте. Летние осадки - граненый стакан курсантского пота на квадратный километр песков под названием “Муюн-Кум”!

      Конечно, занятие занятию рознь.  Обороняться любили  все,  да еще если  бы  кто-то  для  тебя подготовил прохладненький окопчик. Другое дело  -  атака  по  раскаленным пескам Муюн-Кума в защитном комплекте и портящем прическу противогазе. Лучшее средство для снижения веса.

     В Лёнькино  время  толстячки-курсанты  не встречались.  Майор Шепель этого не любил.

     Как-то ранней  осенью  окапывались  на  берегу утлой речушки Каскеленки, по весне бывающей горно-неукротимой от дружного таяния снегов.

     Окопы в полный профиль.  Через некоторое время  какой-то  там "противник" должен был атаковать Лёнькину группу.

     Вырыть окоп несложно. Сложнее удержать бесконечно осыпающиеся стенки.  Время истекало, курсанты копали с остервенением, перелопачивая центнеры мельчайшего песка,  годившегося даже для заполнения песочных часов.

     Малая саперная лопатка уперлась во что-то твердое.

     - Не хватало еще булыжников” - Лёнька недовольно поморщился.

     Вытаскивать валунчики  из почти что готового окопа ему не хотелось.  И без того хлипкое сооружение грозило превратиться в  позорную яму для сидения по нужде.

     То, что вывернула лопата, никак не походило на камень.

     -Чёрт, да  это  же  череп!  -  Лёнькины руки затряслись мелкой дрожью. - Выбрал же себе местечко, дурак, на левом фланге.

     Глаза глядят,  а руки делают.  Скелет, мешавший фортификации, был извлечен из окопа. Судя по всему человек был небольшого роста, но как он сюда попал?

     Несостоявшийся биолог с чекистским уклоном попытался представить себе картину происшедшего в давние времена. Под нижней челюстью был обнаружен небольшой предмет,  напоминавший кольцо от верхней части  детской  пирамиды-елочки.  Сделано это было из какого-то камня.

     Все ясно. Сунул себе неудачно колечко в ротик и подавился.

     В низине захлопали холостые выстрелы. Атака. Вдвоем отбиваться легче.

     Лёнька разложил перед окопом "Веселого Роджера" и приготовился к стрельбе. Но к Лёнькиному окопу никто так и не подбежал.

     Отбились.

     Колечко до сих пор хранится в шкафу среди редкостных вещей.

*     *     *

     Вторая стажировка. Памир. Горный Бадахшан. Местные жители утверждают до сих пор, что они потомки Александра Македонского.

     Столица ГБАО, размером с небольшой посёлочек, разделена на две половины горной рекой Гунт,  впадающей в быстрый Пяндж.  На противоположном берегу в  то время дремал патриархально-бедненький,  шахский Афганистан.

         Из Душанбе,  что в переводе означает  "Понедельник",  самолет стартовал не сразу.  Облако,  величиной с овчинку для полковничьей папахи,  перекрыло  неудобные и очень узенькие ворота между горными вершинами. Сущая напасть.

     Авиация ловила момент. Поймала через двое суток.

     Ванька Сюсюкин, командир отделения, страдал в ожидании, маясь в одуряющей духоте.

     - Ну и жарища!  Я нэ можу,  бо я ляжу. Люди,  пить!  - взывал Ванька, делая глотательные движения ртом.  - Скорее бы в этот Горный Бахардон!

     Все дружно заржали.  От этого прозвища он вряд ли освободится теперь до конца дней своих. В общем, Бахардон!

     Прозвища имели все. Не обидные, но за исключением. Исключение составлял Лев Васильевич Филатов. Прозвища у него не было. Его так и звали "Лев Васильевич". А почему? Можно было просто догадываться.

     Угнездившись на скамейках в грузовом варианте Ан-24,  равнинные  жители  с ужасом созерцали страшную картину.  Самолет летел в огромном  каньоне.  Казалось,  что  его  крыло  вот-вот  коснется скалы и ...  Весело!

     В Хороге, находящемся на высоте птичьего полета, где-то тысячи за две метров над уровнем моря было прохладно.  Однако, все относительно на этом свете.

     Встречал курсантов сам командир части, обнимая всех по очереди и называя спасителями.  Приятно, конечно, когда не знаешь почему.

     За курсантами сразу прибыла молодежь.  Учебный пункт теоретически  был готов.  Офицеров,  как и везде,  не хватало.  В войсках серьезно взялись за очередную авантюру