Ненавязчивое шефство Марии Ивановны над Алексеем негласно поощрялось Виктором Ивановичем.  Точки зрения на  это  шефство  были разные. Начальник хотел, чтобы заместитель уделял службе как можно больше времени.  Мария Ивановна, в свою очередь, жалела женатого холостяка. Их сын пошел по стопам отца и после училища тоже возможно окажется  в Лёнькиной "шкуре".  Невестушка-москвичка,  не дай бог!

     Вечно в джинсах и курит,  курит,  курит.  Насмотрелась она за свой век  на "вертихвосток".  Замуж за курсанта выскочить не трудно,  а вот освоить профессию жены пограничника - дано не каждой.

     - А я-то,  Лёня,  - по-матерински говорила Мария Ивановна.  - Думала на старости-то лет соседкой обзаведусь.  Не суждено, знать. Видать, до своего дембеля с одними мужиками хороводиться.

     Лёнька схватывал на лету все полезные советы.  Быстро настрополился сушить боровики и варить малиновое варенье.  Желе из красной смородины было неповторимым!

     По вечерам Лёнька,  забегавший к себе в комнату  на  минутку, слышал, как поет Мария Ивановна. Репертуар, состоящий в основном из песен конца пятидесятых годов,  то есть до ее умыкания  под зеленые знамена погранвойск, был подобран с необычайным вкусом.

     Все бы ничего. Но "...горе горькое по свету шлялося..." почему-то выводило Лёньку из равновесия.  Становилось грустно.  Письма от "благоверной" приходили редко,  неся на себе легкую печать летних страданий южного города.  Правда, мадемуазель Осевая грозилась все же приехать.

     Вскоре Алексей узнал и про Ургава. Так очень грозно звали-величали розыскную собаку, злую и красивую.

     - Ургав! - говорил Алексей. - Что-то перемудрили воспитатели. Такого красавца можно было бы назвать и поприличнее.

     Ургав -  заставской старожил.  Пес с характером.  Достался он сержанту Савочкову по наследству от предыдущего инструктора.  Несколько лет назад собаку привезли на границу из Ленинграда. Служила она исправно вместе со своим доморощенным хозяином.  Да только тот махнул после службы по комсомольской путевке за широко разрекламированным красноярским “алюминиевым” рублем, оставив тихо скулящего Ургава в запущенном вольере. И собака пошла по рукам.

     Было время,  когда сержант Савочков порывался написать рапорт по команде,  чтобы  убрали  эту непослушную собаку,  не пожелавшую признать очередного нового хозяина.  Немного погодя, он порвал  рапорт. Передумал. Решил все-таки попробовать. Больно уж пес был хорош собой, даром, что непослушный.

     Савочков часто  останавливался у вольера и подолгу смотрел на Ургава, вглядывался в умные глаза собаки. Сначала шепотом, потом и погромче произносил всякие нежные и ласковые слова.  Величал Ургавушкой!

     Однажды Савочков заметил как, видать обознавшись, вскочил с пола Ургав и радостно завилял хвостом.

     - Нет, дудки, все равно ты будешь мой! - твердо заверил его и себя сержант.

     Сдружились не сразу. И тот день, когда Савочков впервые зашел к собаке в вольер,  был, как ему показалось, одним из самых счастливых в жизни.

     Ребята просто-напросто не верили,  что это когда-нибудь произойдет. Савочкова поздравляли и скептики, и оптимисты:

     - Молодец,  Василий!  Тут  вот до тебя один старался во всю и кнутом, и пряником.  Не вышло.  А ты,  видишь ли, его добрым словом уломал.

     С тех пор они стали неразлучны.  Ургав преобразился,  присмирел, в очередной раз доверившись человеку.

     Как-то Алексей зашел на питомник.  Из лающе-рычащего хора выделялся один голос, принадлежащий явно необычной собаке.

     - Вот так  Ур и Гав! - произнес лейтенант, прочитав табличку на вольере. - Красавец!

     Алексей не решился подойти ближе.  Активно-оборонительная реакция собаки на чужака впечатляла.

     Училищный курс собаководства составлял десяток-другой  часов. Маловато для такого дела. (Зато математики 600 часов! Да химия).

     Представьте, что темной ночью, да и не на снегу, а на твердом грунте или в болоте,  скажем, Вам необходимо отыскать след нарушителя. Дождь делает свое гнусное дело. А Вам, уважаемый, еще предстоит по болотцу-то пройти не один десяток километров.  Увлекательно! Увешайтесь дюжиной следовых фонарей,  но ничего  из  этого  не выйдет. Нужен нос!  Нос собаки - это настоящие ночные глаза! И беречь этот нос, дорогие друзья, нужно как зеницу ока, или еще пуще.

     На Алексея смотрела восточноевропейская овчарка с хорошо развитым костяком и крепкой мускулатурой.  Крупные белые зубы внушали уважение. Темные овальные глаза были наполнены одновременно злобой к нарушителю собачьего покоя и сверлящим любопытством.

     Метавшийся по вольеру Ургав вдруг остановился.  Алексей так и не смог отыскать в экстерьере собаки какой-нибудь порок или недостаток. Замечательную картину дополнял чепрачный окрас.  Это было радующее глаз  сочетание рыжего цвета светло-палевого оттенка и черного чепрака, попоной покрывавшего собаку от головы по всему туловищу, включая верхнюю сторону хвоста.

     - Красиво.  Ничего не скажешь!  Ну, не буду больше  тревожить. - Завтра, Ургав, снова приду. - Произнес вслух Алексей.

     Уши собаки понимающе задвигались.

     Странный этот народец,  собаки!  Очень толковый.  Сколько его шатается по свету подзаборного, голодного и верного своим хозяевам до гробовой доски. Разве такого друга можно бросать? До слез жалко всех этих бессловесных существ.

     Укусила грубого  человека  - пшелвон!

     Завели дорогой ковер - прочь из дому. И делу конец!

     Не поддалась нетерпеливому горе-дрессировщику - прогнали "недотепу". А что ее дрессировать?  Ее же,  собачуху, воспитывать надобно, как любого другого несмышленного малыша.

     Собаки даже профессии получают,  учебные  заведения  для  них имеются. Курсы всякие проходят, дипломы да свидетельства разные им выдаются. Сразу всего и не перечислишь,  чего могут делать четвероногие специалисты.

     А мы их пинком на улицу. Мордашка этого существа способна выразить все: и радость, и горе, и боль, и недовольство.

     Морда собаки  -  лицо своего хозяина.  Нет глупых и бездарных собак. Есть глупые и злые люди, дурно обращающиеся со своими подопечными.  Есть искалеченные судьбы умных животных, отброшенных человеком до положения зверей.

      А след Ургав брал мастерски.  В эту минуту его больше ничего не интересовало. И всю свою собачью злость он вкладывал в  достижение только одной  цели - догнать и схватить неизвестного,  оставившего неприятный след в этом привычном для собаки мире запаховых частиц.

     Не каждый  из  солдат-помощников,  назначенных  на проработку учебного следа, шел на это с великим желанием. Мощные клыки Ургава чувствовались и через дресскостюм.

     Зато в  состав наряда вместе с Ургавом стремился попасть каждый.  С такой собакой никогда не пропадешь, особенно в ночное время. Его острое чутье еще никого ни разу не подводило.

     Савочков страдал.

     - Мой Ургавушка, как ночные глаза. ПЭ-ЭН-ВЭ - это ерунда. Вот бы  его разговаривать научить,  так лучше друга на свете и не было бы!

     Сам сержант Савочков был тоже непрост.  Даром,  что белобрысый. Пользуясь тем,  что начальник на заставе долгое время руководил в  одиночестве,  имеется  в виду без своих заместителей,  Васек прибрал небольшой коллектив заставы,  человек десять,  к своим рукам. Да, "дедовство" было и тогда, но не в такой уродливой форме, как это проявляется сейчас.

     Служба была службой. Разгильдяев никто не любил, "сачкование" не поощрялось.  "Второй год" во  главе  со  "стариком"  Савочковым просто чувствовал себя немного вольготнее других. Заплывы на полах осуществляла в основном молодежь. Зато по части службы "старикам" равных не было.  Ничего и никого не стесняясь,  Алексей  учился  у опытных  сержантов  и  "хитрых" ефрейторов.  Отдавался службе полностью. Времени не хватало.  Служба отнимает все: время, здоровье, личную жизнь, годы, спокойную старость.

     Старенькая, возведенная на камнях и болотах,  электросигнализационная система работала плохо.  Гроза вдрызг  разбивала  блоки. Одуревшие от  медвежьей погони лоси уносили на рогах целые пролеты колючей проволоки. Но без системы все равно плохо. Если она все же отключалась, то оставалась надежда только на ноги. Они оставались на втором месте после “забора”. Ходить приходилось много, причем при полном отсутствии дорог. Ходили и днем, и ночью, и при любой погоде.

     После месяца службы у Лёньки появилось единственное  желание: поспать кряду часов пять-шесть.

     Шло время в делах и заботах.

     Складывалось впечатление,  что всех этих солдат Алексей  знал очень давно. Привыкли и они к новому замполиту.  Алексей был настроен по-боевому. Служить хотелось, нравилось. Всё, казалось, было в порядке.

     Но, как говорится, за исключением.

     Изредка, перед революционными праздниками в межозерном дефиле выставлялся пограничный пост на недельку-другую.  Попасть туда норовили все.  Воля!  Грибы,  ягоды, рыбалка, охота. Словом, отсыпались, отдыхали душой и телом. В основном караулили нитку "Кристалла" да созерцали с вышки с высоты объевшейся вдрызг ягодой  птицы небольшой финский хутор.

     В связи с надвигающимся государственным праздником на заставу пришла совершенно безрадостная депеша: опять усиленная охрана границы. Усиленная,  это должно быть,  когда придадут побольше сил  и средств усиления.  Но во все времена в погранвойсках это означало, что тем же количеством ты просто должен отдать побольше  собственных сил, чтобы выполнить почти непосильную задачу.

     Алексей возглавил этот пограничный пост.

     "Были сборы недолги". Продуктов на неделю и в поход. К вечеру добрались до места. Растопили печурку. Поужинали.

     Сержант Савочков, "керувавший" здесь ранее, уступил лейтенанту лучшее место у окошка.  Алексей заметил излишнюю  суетливость Савочкова, но значения не придал. Завтра праздник все же. На стене висела гитара.

     - Может, самодеятельность готовят?

     И Алексей не обманулся.  "Самодеятельность" была  на  высоте. Номер удался на славу.

     На следующий день,  намаявшись с  проверкой  службы,  Алексей проснулся к обеду.

     Повар с  улыбкой известил о праздничном обеде,  который будет готов минут через десять.

     Алексей быстро поднялся с постели.  Улыбнувшись,  он вошел  в комнату, совмещавшую функции кухни, столовой, ленкомнаты и спальни. За праздничным столом сидели пять человек "стариков" во главе с Савочковым. По лицу собаковода блуждала подлая улыбка.

     - Ну что,  товарищ лейтенант, с праздничком! - сержант осклабился в полную мощь. - Решили вот немножко, как положено!

     Как положено. На столе красовалась неизвестно где добытая бутылка “Рябины на коньяке"!

     Вот те раз!

     Схватить и  разбить бутылку,  дать Савочкову в челюсть,  всех арестовать, гнать бегом до заставы, сесть и выпить со всеми - ведь никто не узнает и  т.д.,  и т.п.  За какую-то секунду с компьютерной быстротой ответы засновали в голове замполита.

     - Савочков! - сказал Осевой. - Чтобы я этого больше не видел!

     Лейтенант вышел из столовой.  Сидя в своей комнатушке, он начал бестолково перебирать струны гитары.

     "Праздник" состоялся.

     В Москве был салют.

     После долгих раздумий Осевой сам себе сознался,  что  в  этот день он не знал, как ему поступить. С запахом ему никого, к счастью, встретить не удалось. Бутылку Осевой,  как бы невзначай,  не нашел.  Спрятали надежно.  Ну не разбили же.

     Савочков заметно поник, однако, на службе это не отразилось.

     Начальнику заставы все было доложено по полной форме в присутствии “дегустаторов”.  Виктор Иванович тихонько ругнулся и закурил папиросу.

     - Иди, Осевой, я с ними сам поговорю. Давненько, понимаешь, в отряде не гремели. Пьянки мне тут еще не хватало на усиленную, понимаешь!

     На следующий день состоялась "казнь".  Савочков,  протопавший до поста и обратно,  лично на плацу перед строем расквасил бутылку настойки о камень, краснея физиономией.

     "Строгачей" получили все устроители неудавшейся оргии.

     Савочков каялся, самолично  выдраил питомник.

     Прошел еще месяц.

     Начальник заставы,  принявший поначалу Осевого столь хмуро  и нелюбезно,  оказался прекрасным и общительным человеком,  знающим, казалось, все тонкости пограничной службы.

     Алексей проникся к нему еще большим уважением, когда узнал от прибывшего на  заставу отрядного офицера,  что старшина Звягин был ранен в перестрелке  с  нарушителями  границы.  Проявив  мужество, старшина умело командовал пограничным заслоном до полного задержания опасных преступников.

     - А ты присмотрись,  Осевой,  как он бережно носит старенькие часики,  - советовал офицер. - Другой на его месте давно бы сменил их на новые.  Ан, нет!  Память о том случае.  Часы лично  начальник войск вручил!

     Из писем  родителей сержанта Василия Савочкова лейтенант  узнал многое.

     С детства Васька, как его нежно называла мама, очень тянуло к животным, особенно к собакам. Бесчисленное множество изголодавшихся "постояльцев" перебывало в укромном месте под кроватью. Гости с треском и визгом выпроваживались, а мать принимала успокоительное.

     Васек выл не хуже дворняги по отлученному другу.

     Однажды сына поколотила уличная шпана за то,  что тот не  дал шумной и  распоясавшейся ватаге поглумиться над несчастной животиной. Лохматой беспородине грозила ужасная кара - метаться по двору с консервно-баночным  монисто в усладу больному интересу человекообразных.