2. ПСС начинает действовать

Дача Гюльчатай в тихой Ивантеевке представляла собой нечто среднее между лагерем палестинских боевиков и тренировочной базой ниндзя. Все шесть соток были уставлены самодельными тренажерами, на которых ещё юная Галочка совершенствовала свое мастерство. Да и сейчас, несмотря на свой преклонный возраст, Галина Чеславовна легко справлялась со ста двадцатью пятью килограммовой штангой, вертела двухпудовкой и с криком “кия” разбивала в пыль красные кирпичи.

- Ну и Шаолинь ты тут себе понастроила! - развела от удивления руками Лесанна. - Сколько ж можно здесь за год экспроприаторов подготовить? Это ж надо, товарищи!

- Никаких экспроприаторов нам не надо. Мы и сами чего хошь отнимем!

- Это точно, Гюля. Теперь я верю!

Все уселись за грубый дощатый стол, на котором испускал пары старый тульский самовар о десяти медалях на ветеранской груди.

- Это чудо мне от отца осталось. Ему в начале двадцатых за силушку дали недюжинную! Одолел кого-то там в Конной армии на соревнованиях. - Гюльчатай нежно посмотрела на горячую боковину самовара. - Он в молодости одной рукой запросто мог оглоблю переломить. В драке аж заходился! К нему никто и близко не подходил, боялись. Отец даже плакал от горя. Деревня на деревню сшибалась, а ему и в глаз дать некому, разбегаются при виде его.

- Вот бы мне так, - мечтательно промолвила Соня Львовна, - я б тогда в своей квартире коммунальной порядок бы навела!

Лесанна подала Соне карамельку.

- И наведем, Соня. Вот с тебя, милая, мы и начнем. Товарищ Ягудина, что там у нас по плану?

- Полковник в отставке Ягудина. Докладываю! В плане нашей организации под номером один стоит пункт, в содержание которого входит оказание практической помощи гражданке Липтон С.Л. Подпункт А) борьба с соседями, терроризирующими Липтон С.Л. на предмет добровольного отказа ею от занимаемой жилплощади. Подпункт Б) краткая характеристика соседей: наглые, жадные, пьющие. В будние дни с 8 до 19 отсутствуют. Работают грузчиком и уборщицей в продуктовом магазине на Бережковской набережной. В выходные дни пьют горькую, пристают к гражданке  Липтон с незаконными домогательствами. Сами не прописаны, и, кстати, с ними незаконно проживают ещё трое родственников из Уфы.

Предложения по пресечению: первое,... - продолжила Ягудина, - впрочем все могут ознакомиться сами. Я раздам копии.

*     *     *

В воскресенье с утра пораньше в квартире на Чистых Прудах, где проживали Соня Липтон и соседи, раздался нудный и настойчивый звонок. Наконец дверь открылась.

- Ну, чего вам? - небритое рыло соседа выдохнуло облако почти зримого зеленоватого перегара от некачественного питья. - Чего, я спрашиваю?

В дверях стояли две очаровательные, ещё крепенькие старушки, слегка напомаженные и хорошо одетые. Седые кудряшки были тщательно приглажены.

- Извините, пожалуйста. Мы из Америки. Нам бы только глянуть, хотя бы одним глазком...

Пьяное рыло не понимало.

- И куда вы хотите глянуть из Америки?

Старушки мило улыбнулись.

- Вы нас не поняли, уважаемый. Мы вчера прилетели из Америки. По этому адресу проживала наша семья ещё до революции... Вы понимаете?

- Нет, - честно призналось рыло.

- Ну так вот. Мы здесь жили. Очень давно. Ах, это голубое детство! Все было так здорово! Мы бы хотели глянуть на то место, где бегали ещё девчонками. Можно?

- Оно, вроде, как и можно. - рыло почесало перегревшееся горло. - Тока это будет стоить...

Рыло оживилось.

 - Пусть эту виску в Америке и жрут. Мы пока ещё в России. - и оно с быстротой молнии выхватило из рук старушки литровую бутылку с этикеткой “RASPUTIN”. - Смотрите, если нравится. У нас хата большая, коммунальная. Я щас!

Вскоре его праздничное настроение передалось и на окружающую среду. Похмельное отродье с трясущимися руками стало подтягиваться на исходные позиции в коммунальной кухне, где немытой пятерней из трехлитровой банки самозванной хозяйкой извлекалась на закусь дурнопахнущая квашеная капуста.

- Со-онька! - пьяное рыло забарабанило в среднюю дверь. - Сонька, дай хлеба! Кончился вчерась, зараза! Щас Клавдя слетает. Потом...

Соня Львовна открыла дверь.

- Да берите, Роберт Васильевич. Жалко, что ли. Или вы не знаете, где он лежит? Там в столе, в кастрюле.

- Ух, хорошо! - рыло схватило полбуханки и нарезало толстыми кусками хлеб.

Затем за Сониным же столом и в её же чашки он налил спиртное по количеству прибывших питух. Старые люди в расчет не брались.

Вдруг обе американки вышли из оцепенения.

- Соня! Сонечка! Соня Львовна! - они бросились к Соне Липтон и стали тискать её с двух сторон. - Сестричка наша! Ты нашлась! А мы уже думали, что больше и не увидим тебя! Какая удача!

Мадемуазель Липтон была, якобы, на седьмом небе от счастья. Неподдельные слезы радости несколько удивили собравшихся похмелиться.

- Я так понимаю, сестры встрёнулись! - подметил Роберт Васильевич. - Это дело полагается отметить! Ну, будем!

Ничего не соображающая компания алкашей ( а от них этого и не требовалось) дружно дернула свои сто граммов и занюхала заветной корочкой хлеба. Затем, ничтоже сумняшеся, хватая руками капусту, ошалевшая от счастья ватага стала шумно жевать и выражать жеребячий восторг по поводу исторической встречи сестер.

- Это же надо, из самой Америки? Ё-ка-лэ-мэ-нэ! А зря ты все-таки, Роба, от виски отказался! Он тоже хорошо по мозгам бьет, не хуже первача!

- А чё мне? Щас пойду и возьму!

Пьянка удалась на загляденье. Такие добрые и безотказные американки на пути Роберта Васильевича ещё не встречались.

К вечеру, под чаек с шоколадными конфетами, всем было объявлено, что сестрами из Америки только что была обнаружена пропавшая лет эдак пятьдесят с лишним назад родная сестра (только от другого отца), и что эти американки при их значительном состоянии не хотят жить в гостинице, а поживут месячишко у сестры, если это не стеснит соседей.

- Ну, так оно и понятно, живите, - бормотал Василич, мечтая о повторе подобных подношений. - Чё ж не жить, если виски, понимаешь, с сестрами...

Он открыл бутылку с остатками спиртного и секунд на десять застыл с ней в позе горниста.

Когда все протрезвели, в коммуналке уже хозяйничали американские сестры. Поощрялась стерильная чистота. Никуда было нельзя! Везде был помыт пол. Курить только  на лестничной площадке! Мат отменялся навсегда! Алкоголизму - бой! Это была не жизнь. Это был ад!

Попытавшемуся, было, на первых порах возмутиться Роберту перепало от мисс Джюлии “по ноздрям”, да так, что все остальные родственники мистера Иванько вопросы личной дисциплины уже и не поднимали.

Но и это было не самое страшное. Дальше началось то, отчего все вокзальные бомжи давным-давно отказались, почему и стали бомжами.

Все “жучки” и другие специальные приборы, установленные радиоинженером Рюминой (Тонной) по всей коммунальной квартире, давали исчерпывающую информацию о психологическом климате в стане противника и позволяли быстро реагировать на козни, чинимые изобретательными сожителями.

- Да я на них ментов натравлю! - заявил напившийся до изумления Роберт Васильевич. - Одна, понимаешь, бутылка виски никак не является подтверждением американского гражданства! Вот пусть им и докажут, морды ненашенские!

В половине третьего ночи в дверь коммуналки настойчиво постучали.

Босоногий Роберт в семейных трусах прошлепал по коридору.

- Кого это черт несет? Опять какие иностранцы? У нас таперича негров тока и не хватает!

полковник. Два сопровождающих, по случаю ожидающегося дождя, были в солдатских плащ-палатках.

- Паспортно-визовый контроль! Прошу всех жильцов предъявить документы! - женщина включила карманный фонарик и навела луч в испуганное лицо Роберта Васильевича. В полумраке на груди полковника красиво высветился настоящий орден Красной Звезды. - Кроме вас жильцы есть?

Полковник достала из планшета какие-то бланки и спросила ещё раз.

- Ну, так есть ещё жильцы? Беженцы, иностранцы? Товарищ, если мне не изменяет память, Иванько?

- Так точно! Я и есть. Мы все здесь! И эти вот тоже есть, американцы даже! - обрадовался Иванько.

- Пр-роводите! - скомандовала офицер, и Иванько посторонился, пропуская патруль. - Котор-рая дверь?

Иванько трусливо приложился костяшками в дверь Сони Львовны.

- Вот, пожалте...

 В комнате послышалось легкое шевеление.

- Сейчас, минутку! - в дверном проеме показалось лицо Сони Львовны.

- Паспортно-визовый контроль!  Всем предъявить документы!

Соня принесла документы, и Мария Ягудина принялась сосредоточенно сверять записи на  бланках с паспортными данными.

- О, да я смотрю, у вас тут американки живут. Хор-рошо! Оч-чень хор-рошо! Все правильно, основания законны. Жалобы со стороны  иностранного государства есть? - поинтересовалась начальник патруля. - Никак нет? Продолжайте.

Иванько сглотнул образовавшийся в горле комок.

- Ну а вы, господин хороший, чего ждете? - Ягудина перевела луч фонаря на несчастного Иванько. - Я жду ваши документы!

Бедный Роберт Васильевич что-то бессвязно забормотал о сдаче документов куда-то, кому-то и зачем-то под залог, или на прописку в ДЭУ, что не в силах был и сам разобраться.

Выручила супруга Клавдя, не поняв спросонья, о чем идет речь.

- Да вот они валяются там на полке. Под хлебницей. А зачем они?

- Молчи теперь, чучело нечесаное. Ложись, дрыхни! Без тебя разберутся!

- Так-с! Что мы видим, товарищ Иванько? Где заветные штампики? Вы уверены, что вы не террористы, которыми кишат коммуналки? А милиция о вас знает? И по какому праву вы занима-ете здесь жилплощадь?

Иванько готов был уже встать на колени.

- Значит так! Завтра всех   зарегистрировать и доложить участковому! Думаю, что на первый раз отделаетесь только штрафом. Но через пару недель будет повторная проверка, тогда взыщу по полной форме! Будем беседовать на Лубянке!

Глаза Ягудиной заблестели каким-то нездоровым блеском, да так, что это очень даже не понравилось проживающим. - Подпишите вот здесь, Иванько!

В шесть утра в квартире раздался страшный грохот. Одуревший от ночных бдений Иванько выскочил в коридор.

- Мони-ин, - заулыбалась огромная старушка в спортивном костюме. - Экскюзми! Я нечаянно!

На полу лежала штанга, которая, вполне возможно,  случайно выпала из рук занимавшейся американки.

Вечером того же дня Роберт Васильевич был остановлен на импровизированном татами, где всё та же мисс Джюлия демонстрировала приемы самообороны.

- Мистер Иванько, прошу сделать так, - она показала, как надо отбивать удар ногой. - О, кей?

- О, кей! - удар в пах был настолько скор и силен, что неудавшийся сосед-каратист надолго затих на татами, жадно глотая воздух пересохшим ртом.

На следующее утро на зарядке, ровно в шесть ноль-ноль, стояла вся коммуналка.

- Делай раз, руки выше! Делай два, присели... Теперь по три подхода к штанге и на татами!

Ужас вселился в каждого жильца этой сумасшедшей квартиры! Казалось, что эти старухи знают, видят и слышат всё! За мелкую пакость, типа лишней ложки соли в соседские щи, братан из Уфы был наказан по всей строгости коммунистического общежития.

Ему было предписано остричь ногти и пройти двухчасовую подготовку по программе начинающего дзюдоиста.

Ребра негодяя хрустели, как макароны перед варкой.

Как бы невзначай, Соня Львовна нанесла ещё одну рваную рану разболевшемуся сердцу Иванько. От солидного куша за продажу квартиры приходилось потихоньку отказываться.

теперь будет, как в Прибалтике. Приехал хозяин из-за границы - отдай ему домик или квартиру, в которой он раньше проживал! Вот и мои сестрички, вроде как, тоже права на эту квартиру имеют. Хотят со мной тут свои денечки скоротать. Так что вам и  вашим родственничкам другое место подыскивать придется.

Иванько заскрипел зубами и что-то промычал очень похожее на отборнейшую ругань.

Поздней ночью в комнате Роберта Иванько вспыхнул свет. Всё та же троица в плащ-палатках и с фонариком стояла посреди комнаты. Ходики показывали три часа.

- Я вас предупреждала, гражданин Иванько! - строго начала полковник. - А результатов пока нет никаких! Завтра за вами придут. Готовьтесь! Тем более, что вам в столице вообще ловить нечего, так как готовится новое постановление Правительства о передаче жилья старым владельцам!

Дверь с грохотом закрылась.

Через полчаса эта процедура повторилась. Грохот двери. Свет фонарика.

- Извините, я тут планшетку оставила!

Свет фонарика. Грохот двери.

Перед ставшей уже обязательной зарядкой зазвонил телефон. Роберт Васильевич уже пожалел о том, что общий коммунальный  телефон он перетащил к себе в комнату!

- Х-халё! - еле выдохнул дрожащий Иванько. - И-слушаю вас!

- Здорово, клоун!  - грубый голос настроил Роберта Васильевича на неприятный разговор. - Слушай сюда, обломок! Мы знаем, что ты свою хату хочешь продать. Запомни, кореш, эти покупалы не из нашего района. Если ты им продашь, смотри! Ходить будешь, но только под себя! Понял? Через пару дней мы приедем, о цене потолкуем. Нам самим здесь своя контора нужна. Усек?

Ни на зарядку, ни на завтрак Роберт Васильевич не встал. Ему было плохо. Не помогла даже крутая настойка на боярышнике, продававшаяся в аптеках города в удобной для такого рода больных пол-литровой таре.

Когда Соня с родненькими сестричками вернулась с прогулки, в квартире уже никого не было. Обитатели съехали. На кухонном столе лежала записка, придавленная от сквозняка граненым стаканом.

Дата. Подпись: Иванько и плюс четыре члена семьи”.

 *     *     *

Первая операция первичной организации прошла успешно. На базе был накрыт стол по случаю.

- Прекрасно поработали, товарищи, включая моих двух племянников! Кто сказал, что настоящие тимуровцы перевелись? Всем объявляю благодарность! - довольная Лесанна ещё долго пела дифирамбы подругам, радуясь, что первый блин предприятия не вышел, как водится, комом. - Заседание продолжается! Что у нас там дальше, полковник?

Строгая и раскрасневшаяся от чая и похвал Ягудина поправила орденские планки и посмотрела на Лупу.

- Вот-с, Лупочка наша! Бывший зятек у нее алименты скрывает. Нами установлено, что зять Лупы, господин Труфальдинов Борис Моисеевич, прости Господи, вступил в преступный сговор с бухгалтером, точнее с бухгалтершей, акционерного общества закрытого типа “ЭМ. ЭС. Еротам” гражданкой Пенкиной С.И. и расписывается в двух ведомостях при получении заработной платы. По одной он и выплачивает алименты. От девятисот шести рублей двадцать пять процентов будет двести двадцать шесть рублей  пятьдесят копеек. А по основной ведомости, вот копия, он получает дополнительно 12 634 рубля ежемесячно, утаивая от внучки Лупиной 3 185 рублей 50 копеек. За год, после подачи документов суд, соответственно набежало 38 226 рублей. Это не порядок. Но я не удивлюсь, если найдется и третья ведомость.

Собравшиеся неодобрительно закивали головами.

В разговор вступила Лесанна.

- Дело ясное, товарищи. Деньги надо выбивать! Глумление над детьми прощать нельзя. Нас тут половина детдомовских. На задание идут Сольвейг, Гюльчатай, полковник и племянники. Утверждаем? Единогласно!

*     *     *

Молодой предприниматель господин Труфальдинов Борис Моисеевич, плотно поужинав, в отличном настроении ровно в полночь вышел из ресторана “Жрица любви”. Уже на улице к нему подошел высокий парень и передал записку.

Какое счастье! Записка с адресом от этой удивительной официантки, состоящей из декольте и длинных ног! Её ослепительная улыбка так и манила в мягкие пампасы огромной белой постели!

- Непременно буду!

Боренька заскочил домой, побрился, почистил зубы и, чмокнув сонную бухгалтершу, с которой состоял в гражданском браке, умчался на деловую встречу в целях дальнейшего процветания семейного бизнеса.

Притормозив такси на углу дома, чтобы не светиться лишний раз, Борис вышел из машины и направился к парадной. Она оказалась закрытой. Справа от дверей висело объявление о том, что в кинотеатре “Ролан” с завтрашнего дня начинается декада детских фильмов.

- Что за черт? - Боря сличил адрес. Вдруг кто-то дернул его за рукав.

- Сынок! - маленькая старушка в зеленом пальто и огромных черных роговых очках протягивала ему еще одну записку. - Это тебе Верунчик наша передала. Следуй за мной, а нето заблудишься.

Боренька убедился в одинаковой красивости почерка и с легким сердцем устремился за шустрой бабулькой в глубь московских двориков.

Проводив его до самой Верочкиной комнаты, старушенция исчезла, как призрак замка Моррисвилль.

Боренька постучал в дверь и, услыхав желанное “Да” с придыханием, вошел внутрь.

Никакой широкой белой кровати не было и в помине. Посреди комнаты стоял дубовый стол с настольной лампой. За столом сидели какие-то люди в военной форме.

- Пр-рошу садиться! - рявкнула центральная фигура, по-видимому, женщина.

Боренька струхнул и сунулся, было, назад. Кто-то грубо схватил его за шиворот и подтащил к стулу так, что Борис даже не касался ногами половиц. Крепкие ремни прочно сковали его руки и ноги.

- А это зачем, В-верочка? И-извраще...

- Ма-алчать! - рявкнула все та же женщина и хватила кулаком по столу. Она направила в лицо Бориса свет настольной лампы, от чего празднично-сексуальное настроение полностью улетучилось. - Здесь вопросы задаю я!

выручки за удачно провернутую авантюру с узбекским “Мальборо”. Расставаться с деньгами не по своей воле всегда неприятно.

- Вы меня поняли, гражданин Труфальдинов?

- Да! А где я?

- Там, где надо! - осадила женщина-полковник. - Это называется заседание суда военного трибунала.

- Так я же не служу нигде! - цеплялся за жизнь Боренька.

- Это неважно. Следствие уже состоялось. Наше дело объявить приговор и привести его в исполнение.

Бореньке стало очень и очень плохо. Холодный пот тонкой струйкой  заструился по позвоночнику. В голове метались роями обрывки мыслей. Он только сейчас боковым зрением заметил лежавшие на низком столике под тонкой салфеткой страшные медицинские инструменты.

- Если это братва, - думал Борис, - тогда зачем весь этот маскарад? Они могли просто шлепнуть меня в офисе. Тут что-то другое! Я пропал!

И он приготовился к самому худшему.

Женщина встала из-за стола.

- Слово для зачтения приговора имеет старший следователь по особо важным делам Плевакина Нина Петровна...

- Простите, уважаемая... полковник, а в чем моя вина? Что я сделал? Просто зашел к девушке?

Председатель трибунала подняла на Труфальдинова удивленные глаза.

- Плохо, гражданин, очень плохо, когда за собой не чувствуют вины. Сейчас узнаете!

В голове понеслись эпизоды из прожитой жизни.

- Все! Это конец!

За стеной в соседней комнате раздался жуткий крик, будто рвали напополам живого человека.

- Господи, помилуй! За что?

Приговор был суров, но справедлив. Все дела его акционерного общества закрытого типа, явные и тайные, были известны высокому трибуналу.

меня творить безобразия! Хватит! Жить надо честно! Жизнь дается человеку один раз и прожить ее надо так... Тьфу, черт!

- ...так вы согласны, гражданин Труфальдинов? - переспросила председатель.

- Э..., а что от меня требуется, я не понял...- уточнил Борис, пропустивший мимо ушей самое главное. - А можно ли мне отфинансироваться  от этой ситуации?

- Вы что, взятку нам предлагаете? Мы, между прочим, при исполнении! - набычилась Ягудина.

- Ни Боже мой! - зарыпался в путах Труфальдинов. - Ни в коем разе! Я просто спросил, есть ли в моем единичном случае денежный эквивалент совершенного преступления?

Председатель повернулась к зачитывавшей приговор.

- Был ли такой прецедент, Нина Петровна?

- Да, товарищ полковник! Полгода назад мы освободили одного мужчину от уголовной ответственности по статье 76 главы 2 УК РФ. Но на тот момент он полностью исправился.

- И я готов загладить свою вину! Поверьте! Очень даже готов! Хоть сейчас! Ну, поверьте, я больше не буду! - засуетился Боренька.

- И сейчас, и в течение шестнадцати лет! - опять грохнула кулаком по столу грозная председательница. - Хотя вы можете отказаться...

- Нет! Сейчас и все шестнадцать!

Члены суда военного трибунала встали со своих мест.

- Постановляю! Гражданину Труфальдинову оплатить судебные издержки к утру сего дня в сумме тридцати восьми тысяч двухсот двадцати шести рублей ноль-ноль копеек и выплачивать ежемесячно на протяжении шестнадцати лет двадцать пять процентов от начисляемой заработной по обеим ведомостям в соответствии со статьей 157 главы 20 УК РФ!

Борькина душа обрела почти что материальный вес.

- Живой, и всего-то! А я со страху в штаны напустил. Вот дурак!

 Помощник председателя освободила Борину руку и сунула под нос лист бумаги.

- Подпишите, товарищ Труфальдинов! Вот адрес Почтамта, куда будете направлять свои денежные средства. Задержка на день чревата неприятностями. Мы просто передадим эти бумаги в налоговую полицию. Тогда даже КГБ будет бессильно!

Председатель налила себе воды из графина.

Счастливый от того, что все так сравнительно хорошо закончилось, Боренька попытался дома всучить присяжным заседателям значительно больше денег, чем оговорено судом. Но ребята-близнецы, отсчитав ровно положенную к вычету сумму, растворились в предрассветной мгле.

*     *     *

На следующий день состоялась встреча на квартире у Лесанны. Самой последней пришла Октава (в миру Октябрина Мартовна) вся в слезах. Ей крупно не повезло.

- Ну-ка, расскажи, как было дело? - Ягудина принялась рисовать какую-то схему. - Давай, Октавушка, слеза Москвам не верит!

От смеха чуть просохли глаза, но на душе было все ещё грустно.

- Да вот, решила тут на рынок сползать, к зиме боты себе спроворить. Мои-то уже на ладан дышат. Ну и это... Оделась, да и поехала. Голому собраться. Пока приценялась, вокруг всё, вроде как, хлюст какой-то вертелся. Чернявый такой, на ихнего Майкала Джекса похож.

- На Майкла Джексона!

- Ага, я и говорю! Эти-то боты малы оказались. Я за другими шлепанцами направилась, вроде подходят.  Цап  за сумку, а кошелька моего и нет! Да хрен-то с пенсией с этой, ещё будет! Сумку жалко, только шрам с боку и остался! Где я теперь такую найду-у! Их в ЭСЭСЭСЭРЕ делали-и!

И Октябрина снова ударилась в слезы.

- Девочки, завтра в десять ноль-ноль начинаем операцию “Живец”! Денег Каштальяновских мы не вернем, но засранца примерно наказать можем!

И Ягудина огласила диспозицию.

*     *     *

- Да вон он, вон, который черный такой!

- Как цыган?

- Нет, я сказала, как Джекса ихняя. Вертлявый весь, будто кто за веревочки дергает! Вон, у палатки!