Дом Бахметьевых.

Перепуганная служанка открыла им дверь.

- Чудеса, граф! Ли-лизонька вернулась!

Прибежавший по вызову врач что-то писал на листке бумаги. Михаил взял запись и прочитал вслух:

- Некоторое временное отсутствие больной вместе с постелью и полное выздоровление ввиду минования острого кризиса на основе интенсивного медикаментозного лечения. Ну что ж, мне все понятно!

Граф Поволоцкий обнял поручика Ермолова.

- Спасибо, брат! Не миновать бы нам беды, если бы не твой выстрел! На, возьми! - Михаил снял с себя тельник*и отдал его Ермолову. - Теперь ты мой крестовый брат*!

Поручик снял свой крест и вручил его Михаилу. Они трижды поцеловались.

- Я тебе жизнью обязан! Я слышал этот выстрел, но ты не поверишь, в кого ты попал. Злобный шат*приказал долго жить!

*тельник - нательный крест

*крестовый брат - человек, с которым заключен союз на вечную дружбу через обмен нательными крестами

*шат - нечистый

Дом Ермоловых.

Поволоцкий быстрым шагом направился к поручику Ермолову. Сергей Сергеевич встретил  друга у дверей и сразу же  потащил его на теплую, уютную веранду, где стояло огромное количество вина, от дивного го-сотерна*и редерера*до свежих настоек местных умельцев.

- Погоди, друг мой, - Михаил остановил руку, потянувшуюся за бутылкой фронтиньяка*. - Я хочу тебя кое о чем спросить.

- Спрашивай. Но все можно делать и параллельно, граф! - сказал поручик.

- Нет, это очень серьезно и даже еще серьезнее, чем ты думаешь.

Поручик Ермолов поставил распечатанную бутылку на стол и приготовился слушать.

- Воля ваша, сударь! Вы мой гость.

Поволоцкий склонился над ухом Сергея Сергеевича и начал свой необычный рассказ с вопроса.

- Так вот, поручик! Как ты относишься к нечистой силе?

Сергей отодвинулся от Михаила.

- Я? Ты меня удивляешь, граф!  Да есть ли она? Не лучше ли тебе задать этот вопрос нашему отцу Нилу?

Михаил замахал руками.

- И слушать не хочет! Гонит меня в церковь! А ты-то сам как?

- Я-то? - Сергей поправил рукой свой упрямый вихор. - Я-то. А почему ты меня об этом спрашиваешь, граф? Неужели  сказки писать собираешься?

Поволоцкий встал со стула и принялся ходить вокруг стола, заставляя поручика вертеть головой.

- Сядь! - не вытерпел Сергей. - А-то у меня башка отвалится!

- У меня, кстати, ее уже давно нет! Вот ты скажи мне, любезный, - Михаил сел на свое место, - почему зайцы,

*го-сотерн - высший сорт бордосского вина

*редерер - сорт шампанского вина

*фронтиньяк - французское мускатное вино

Дом отца Нила.

Граф Поволоцкий сидел в гостях у отца Нила, потреблявшего густое темно-красное вино под дымящиеся пельмени.

- Угощайся, сын мой, чем Бог послал! - почти потребовал отец Нил. - Мелания моя сварганила. Люблю!

Михаил, на правах старого знакомого, долго не рядясь, тоже присоседился к трапезе.

- Да, вкусно.

- Что привело тебя, сын мой? - спросил наконец-то отец Нил. - Опять о душе поговорить захотелось?

- И о ней тоже, батюшка, - ответил Михаил, с благодарностью отодвигая тарелку. -  Да, рукодельница, однако, Мелания ваша.

Отец Нил вытер капельки пота на лбу огромным полотенцем и тоже отодвинулся от стола, однако, не выпуская из рук наполненный лафитник.

- И что же, сын мой?

Поволоцкий налил себе в стакан немного вина, и, глянув на горящую в красном углу лампадку, тихо спросил отца Нила. 

- Святой отец, а может быть такое, чтобы людям противоположного пола снились точь-в-точь одинаковые сны?

- Не наше это дело, сын мой. Ты не по адресу. Это хироманты, гадалки там всякие сны толкуют.

- Да я не за толкованием пришел, батюшка! Я за состоянием души проследить хочу.

- Ну, если так, то душа наша ночью не спит, а находится в покое, если человек здоровый и правильный. Но она может и мучиться, когда тот в болезнях пребывает, или грех какой совершить собирается, - отец Нил перевел дух и тремя глотками осушил емкость.

Комната графа.

Комната Михаила, находилась на втором этаже, что в правом крыле, упиравшемся в дремучий лес. Из окна виднелись мрачные и неуклюжие надгробия не одного поколения обитателей поместья.

Михаил уснул сразу же после ужина. Тихий шелест ветвей, касавшихся окон спальни, сделал его сон глубоким и непрерывающимся до самого утра. Всю ночь в окно светила огромная луна. Какая-то одинокая ночная птица села на ветку дерева перед самым окном. Казалось, будто она внимательно смотрит на спящего графа. Поволоцкий повернулся во сне, и птица, испугавшись, снялась с ветки и с неприятным криком понеслась прочь.

- Ба-рин! - старик Порфирий постучал в дверь. - К чаю вниз сойдете, али сюда изволите приказать?

Михаил открыл глаза, сладко зевнул и встал с кровати.

- Спасибо, Порфирий! - Михаил потянулся еще раз. - Сойду вниз. Смотрите, чтоб горячий был!

За дверью послышались удаляющиеся шаги и бормотание конюха:

- Оно и лучше... а то ить... как же... наверх-то... разбить можно... убыток  ни к чему…

После утреннего туалета Михаил, одевшись в цивильное платье, спустился в просторную залу, служившую во все времена и столовой, и местом для приема гостей.

Улыбающаяся Мария, румяная от кухонного жара и одетая во все праздничное и нарядное, подавала на стол.

- Господа! Однажды наша прелестная Жозефина говорит своей клиентке, которая смотрит на входную дверь, мол, мадам, я вижу, что ваш муж уполз под стол! А та ей отвечает, что ошибаетесь, дорогая, мой муж только что вошел в этот зал. Ха-ха!

- Казарменный хам, – Мишенька шепнул на ухо Преображенскому. – Такое и при дамах!?

Михаил с великим сожалением достал из кошелька последние деньги и бросил их на стол.

- И так, господа офицеры! – Лепский окинул взглядом победителя уставших от ночного бдения игроков. – Еще разок, и по коням! Возможно, что сейчас повезет и нашему Мишеньке Поволоцкому. Уж больно напорист!

Поволоцкий побледнел, откидываясь в мягком кресле.

- Граф! Вам плохо? – Лепский звякнул шпорами. – Или вы решительно не желаете в угоду интереса к красным голландским тюльпанчикам  расставаться с «тетушкиным наследством»? Ха-ха! Везите свою мадемуазель Верещагину сюда! Растений, однако, мы ей не обещаем, но красного цвета здесь предостаточно… Х-ха!

Сочная пощечина оглушила всех собравшихся за столом.

- Вы мерзавец, Лепский!

Офицеры вскочили с мест. Лепский поднялся последним. Он с трудом заставил себя снять с руки перчатку и бросить ее в Поволоцкого. Но перчатка упала под ноги, не долетев до лица оскорбившегося.

- Господа офицеры! Прошу соблюдать апарансы*! Мы же в салоне, господа, здесь без правил приличия никак нельзя! – Преображенский встал между дуэлянтами.

Дуэль.

Дрались здесь же в салоне, не дожидаясь утра.

Михаил был великолепен. Он дважды выбивал саблю из рук Лепского и заставлял его подбирать оружие. Униженный этим Лепский совсем ослабел, его глаза молили о пощаде. Этого было достаточно, чтобы Поволоцкому можно было считать себя  отмщенным. В очередной раз, когда клинок со звоном вылетел из слабой руки капитана, Михаил с великим удовольствием засадил  визави в глаз приличную вяху*и положил его в лоск*, шокируя дам, страждущих большей крови.

* апарансы - приличия

* вяха – затрещина, удар

* положить в лоск - наповал

«Это было очень давно.

Однако, под этой бледной и мертвецки холодной луной все относительно, равно как и не вечно. У природных странностей, именуемых  людьми верующими не иначе, как чудесами, а также у всевозможных проявлений озорства со стороны нечистой силы временных рамок нет. То, что случалось уже с кем-то однажды, может с успехом повториться и с тобой. Потому, хочешь или нет, ухо всегда надо держать востро, если ты  безбожник отчаянный, или сам отец святой,  хиротонию*от митрополита получивший».

Индия. Делегация из России на приеме у магараджи.

Важная делегация, человек двадцать русских купцов и представителей торгового флота, входит в просторный, по-восточному великолепно украшенный зал. Везде, где было можно, стояли свечи, дымились ароматические палочки. Темнокожие музыканты старательно выводили заунывную народную мелодию.

Высокий мужчина, по-видимому, помощник русского посла, шедший по правую руку, невольно сморщил нос и склонился над  ухом своего начальника.

- Отважусь заметить, Федор Иванович, красота необыкновенная! Но с запахами, извините меня, перебор. Я более такого дыму не вынесу. Хуже похмелья! Тошнит-с…

- Терпи, Коковцев, на паруснике проветришься. Все, последний прием, и домой!

Магараджа встал с кресла и подошел к гостям. Он подал знак рукой. Подбежал слуга, который  тут же согнулся в нижайшем поклоне, держа на вытянутых руках небольшой ларец, украшенный самоцветами.

Магараджа взял ларец и громко произнес:

- Благодарные жители города Дакки выражают вам, дорогим друзьям с далекого Севера, искреннюю признательность и благодарность за понимание наших обычаев, за прекрасные и, поистине, бесценные дары с вашей великой родины.

Мы будем рады снова видеть вас на берегах священного Ганга. И наша дружба, скрепленная этими печатями и подписями, моей и господина Поволоцкого, будет также крепка и прекрасна, как этот драгоценный камень! Примите на память о посещении нашего древнего города! 

*хиротония - рукоположение, посвящение в духовный чин

Несколько раз  Васек и сам становился объектом нападок отвыкших от ласки и несобачьего обращения, обездоленных и обозленных на свою скотскую судьбу некогда сытых "шариков" и "полканов".

     Но и это не могло повлиять на отношение к животному миру.

     Пришлось завести "свою" собаку.  Все свободное время Савочков отдавал воспитанию быстрорастущего щенка колли. Их высшим достижением стала оценка "отлично" на городской выставке собак.

     Затем ветеринарный техникум и полгода работы  на  ветстанции до призыва в пограничные войска.

     Злополучная "ноябрьская фиеста" изменила многое в его отношениях с замполитом.

     Лейтенант Осевой уже не замечал на лице сержанта и тени снисходительного отношения, может даже и неудовольствия, как это бывало  в  первые  дни,  когда Алексей делал ему замечания или отдавал распоряжения по ремонту питомника.  Озорные глаза белобрысого сержанта смотрели на Осевого теперь как на старшего товарища, человека интересного, быстро освоившегося в коллективе заставы.

     Алексею нравилось работать с людьми.  Все свободное время находился среди  личного  состава.  Неожиданно пришло в голову,  что вопросы, которые ему "подбрасывались" в первые дни,  с хитринкой и коллективно надуманные,  вдруг сменились на конкретные, житейские, требующие пусть не сиюминутного,  но простого,  понятного им  солдатского ответа.  Вопросы самые разнообразные,  только успевай.  В основном все же о выборе профессии и о любви.  Разговор о  последнем,  честно говоря, у него не получался. Трудно говорить о том, в чем еще и сам как следует не разобрался.

     Спасали "взрослые"  книги,  прочитанные ранее.  В основном из них черпалось все, что Алексей считал нужным сказать на эту тему. Лейтенант Осевой по-мужски, по-настоящему полюбил свою заставу. Ему нравились пограничники второго года службы,  всегда подтянутые, готовые на любое трудное дело. Им через пару месяцев домой.

     Тяжело будет расставаться с ними. С тем же сержантом Савочковым...

     Ему нравился негромкий, размеренный пульс заставской жизни, иногда взрывающийся  мобилизующей,  пусть даже трижды уставшего воина,  командой "В ружье!".

     Граница приняла.  Радостно было на сердце лейтенанта.  Прошло еще три трудных месяца.  Наверное, самых трудных из всего времени жизни. Времени становления.

Каково? Знай наших!

     Капитан Завьялов хмыкнул в кулак.

     - Занятия проведу я сам.  А вы,  товарищ сержант,  будете мне помогать. Не забудьте подготовить Ургава!

     Боевой расчет закончился.

     - Ургав,  - подумал Алексей. - Это кто еще такой? Ур-гав! Собачьи составные какие-то.

     Первый ужин был у начальника заставы. Так заведено.

     Добрейшая из всех женщин на свете,  Мария Ивановна, под стать степенному Виктору Ивановичу, накрыла сказочный стол. Грибочки соленые,  грибочки маринованные,  щука  фаршированная, котлеты из  лосятины,  рябчики "буржуиновские",  брусника моченая, варенья всевозможных сортов. И так далее, и тому подобное.

     Алексей уплетал за обе щеки  к неописуемому восторгу хозяйки. То, что на заставе люди не жаловались на поваров и питание - в этом была заслуга Марии Ивановны.

     Делай как  я!  Таков был у нее подход ко всему.  И корову она тоже помогала доить.  Просто так Буренка не давалась. С этой коровой одни мучения были.

     Предыстория такова.

     Легкоранимая и большеглазая Зорька откуда-то "узнала", что на сопредельной территории, на несоветском хуторе проживает особь мужского пола.  Вот  и  снарядилась как-то страдалица вплавь через пограничное озерко к иностранному обольстителю. И смех, и грех вышел  бы  из  этого  случая,  не заметь часовой с вышки отчаявшуюся пловчиху.  Погоня на лодке круто обошлась с перебежчицей, завернув ее к родным берегам отрезвляющими "советами" весел. Попытки предпринимались скотиной еще несколько раз,  но бдительной службой  эти космополитические поползновения пресекались тут же.

     Поблагодарив гостеприимных хозяев за прекрасный ужин,  замполит отправился в свою комнату в объятия старой "панцирной" подружки, застеленной прохладным, новеньким бельем от в/ч.

     Застава была старая и,  как говорится,  все  удобства  во дворе. Печи топились дровами,  вода из колодца, электроэнергия исходила от астматичного дизелька "ЧА-2".  От него  одного  зависело многое: быть или  не быть на заставе кинофильму,  включить или не включить радиоприемник в поисках последних новостей. Телевизоров, понимаете ли, на заставах в Карелии еще не было.

     В солнечные дни,  коих в данной местности,  тем более осенью, крайне мало, застава смотрелась, даже если не обращать внимания на то, что она стояла среди болот. Но стоило пойти дождю, как картина резко менялась. Все становилось серым, удручающим. Настроение становилось под стать окружающей среде.  Сапоги и куртки просыхать не успевали. И снова два десятка километров по хищно чавкающему болоту под воспетым поэтами-домушниками осенним дождем.  Чему же радоваться? А кружке горячего заставского чая, который всегда поджидает тебя со службы, как добрый и верный друг.

27 мая 1971 года, в аккурат накануне дивного профессионального праздника  Дня  пограничника,  зачитали приказ Председателя КГБ при СМ СССР.  Начальник учебного отдела,  долго читавший приказ, в коем  значилось  не  менее  полутора сотен выпускников,  забылся и вместо Председателя Андропова ляпнул фамилию его  предшественника.

     Народ заметно оживился. Какое ни какое разнообразие.

     Лейтенант!

     Какие чувства  наполняли  Лёнькино  сердце,  когда он стоял в строю медалистов из девяти человек?  А самые разные. Загибай-ка пальцы, не хватит!

     Жаль расставаться со всем этим,  что окружало его  здесь  все четыре года.

     Прекрасный город.  Яблочный "Горный Гигант". Горы Заилийского Алатау, снежные вершины которых видны прямо из окон казармы. Замечательные преподаватели и курсовые офицеры с  их  неповторимым армейским юмором типа: "Ты что молчишь, как рыбы в рот набрал?"

     А милые лица друзей?  И этого он больше не  увидит?  На  душе стало сиротливо.

     Четыре года пролетели быстро. Все тут было в этом тугом клубке курсантских судеб, проблем и событий.

     Любовь и ненависть, победы и поражения. Крепко дружили, смачно ругались, учились ценить "локоть товарища". Иногда и дрались не по злобе, а так, чтобы другим неповадно было.

     Били морду и по другой причине.

     Проэкспериментируйте у себя в приличном коллективе, даже дома, на худой конец. Спрячьте куда-нибудь ничего не значащую мелочь,  а потом объявите о ее пропаже.  И коллектива нет! Недоверие друг к другу - страшная штука.

     Так вот, самое последнее дело - у своих воровать. А такое было. Но сами выслеживали "тягунцов",  этих редких,  но крайне  паршивых овец.

     Случались и самоволочки.  А чего греха таить.  Опять же - любовь! Маше или Кате не объяснишь,  что Иван лучше тебя потому, что сегодня он получил "пятерку",  а ты "трояк". Или, что по Уставу внутренней службы в увольнение может идти  только  тридцать  процентов личного состава подразделения, в которые ты не вошел.

     А там, у памятника всемирноизвестного Абая ждет на первое свидание единственная и неповторимая.

Леньке стало  стыдно.  Начальник  заставы  капитан  Завьялов, прослуживший двадцать  пять  лет и потерявший здоровье на границе, получал в два раза меньше Лёнькиного ровесника.

     Власть мальчишке-третьекурснику была дана неограниченная. Монарх! Царь, бог и воинский начальник. Правда, царствовал здесь вообще-то другой человек.  Начальник штаба капитан Сагдулаев был раза в три шире рядового Бондарика. Курсантов он любил. Иногда своеобразно поощрял,  совместно употребляя в выходной день напитки, категорически запрещенные Уставом,  но в дозах,  не роняющих честь. Курсанты его уважали и ни в коем случае не панибратствовали и не подводили.  Никто  не спился,  никто не схулиганился.  Вспоминали его всегда с благодарностью.

     Он учил жить и выживать. И, как ни странно, учил БЫТЬ офицером.

     Такой науки в училище не было.  И не будет, пока не прекратят вечно перестраховываться и не доверять курсантам.

     Городок, зажатый со всех сторон горами, жил размеренной, непроизводительной жизнью.  Чем тут занимались люди,  Лёнька так и не понял.

     Солнце здесь садилось за вершины гор одним махом и так  же  резко вставало,  будто  кто-то включал и выключал вселенский торшер. От жары плавился асфальт,  выработанный местным "карманным" асфальтовым заводиком. Жители "Вильной Украины" падали в обморок.

     А ведь надо было еще и бегать, и "учиться военному делу"...

     Дело это обстояло так.

     Лёнька был один на один с заставой.  Позориться не хотелось и поэтому приходилось  готовиться  к каждому занятию.  Получалось неплохо.

     - А что, Осевой, - как-то сказал начштаба учебного пункта. - Оставайся. Из тебя получится хороший начальник заставы.  Дадим  тебе младшего лей...

     - Не-ет!  - заорал Лёнька,  не дав договорить Сагдулаеву.  Он живенько представил  "динозавра" Горбушенко.  Нет,  только ни это! Превращаться в окаменелость ему не хотелось.

     - Ну,  а оно может и правда, - согласился капитан. - С высшим образованием тебе еще и майором можно стать.

     Лёнька командовал  своими хлопцами во всю.  Знай,  что делали курсанты здесь, то  все это довело  бы  до  инфаркта  училищных  зубров-преподавателей, редкостных консерваторов. Где это видано, чтобы салага-курсант один проводил боевые стрельбы.  С ума сойти!